На тот момент, уже около года, я ездила к маме каждый день (до этого немного реже). До работы сначала ехала к маме, потом на работу. Привозила ей свежий супчик, второе и завтрак – всё, что готовила для себя и своей семьи, привозила в контейнерах и маме. Сама мама постепенно перестала готовить, перешла на одну колбасу, сыр и пельмени. Наверное, для себя одной не хочется, думала я. А потом она и вовсе стала есть одни пельмени, порой забывая, что поставила их варить, сжигая кастрюли, и ещё сладости – пряники, вафли, булочки. За ними она ходила в магазин ежедневно.
Поэтому я и стала ездить к маме каждый день, хоть это было неудобно. Пельменями, кстати, «кормила» не только себя, а ещё ставила на стол портреты умерших мужа и сына, моих папы и брата. Если куда-то выходила, то брала их с собой, в сумке. Дома включала им телевизор.
Пельмени были наварены всегда в большом количестве и стояли во всех кастрюлях, мисках, тарелках в холодильнике, на балконе. Я приезжала, всё выбрасывала, мыла, а на следующий день всё повторялось.
Попутно, когда мама выходила из дома, собирала разные рекламные буклеты и газеты. Всё несла домой. Стала неаккуратной в отношении себя и в отношении жилья тоже. И спрашивала у меня, куда уехала бабушка? Бабушек в живых у нас уже давно нет, ни у меня, ни тем более у мамы.